Романовский Борис - Авраам Родил Исаака
Борис Романовский
"...Авраам родил Исаака..."
Сколько анализов проделал, сколько справок собрал, по всем врачам неделю,
битую неделю шатался и на тебе! "Это все, голубчик, нужно, нужно, но мы
начнем сызнова!"- вспомнил Борис Алексеевич слова врача космодрома.
"Сызнова", - повторил он и фыркнул.
И все, действительно, завертелось, правда, в более ускоренном темпе - два
часа, и огромная предполетная диагностическая машина подтвердила
заключение районной поликлиники: "Практически здоров. Д/косм. рей. годен с
ограничениями по п.п. 7, 13, 14 и 24". Это означало, что он имеет право
путешествовать в космических рейсах на кораблях со стартовыми и финишными
перегрузками не более двух "2g" (п. 7), в пределах солнечной системы (п.
13), высаживаться в пунктах, где атмосферное давление или его имитация не
нище О,75 от нормального земного (п. 14) и имеются оборудованные пункты
"скорой помощи" с медкомпьютерами класса не ниже "Д" (п. 24). Короче -
лететь на грузовой ракете, частично переоборудованной под перевозку
пассажиров, до станции "Луна" и выйти на поверхность спутника Земли он мог.
Он никогда раньше не летал в ракетах, или как сейчас стало модно их
называть, на космических планетолетах. Ракета оказалась маленькой - четыре
члена экипажа, четверо пассажиров. Посреди корабля располагался короткий
общий проход; как и в самолете, впереди и сзади располагались таинственные
службы обеспечения полета. Его каюта оказалась впереди справа.
Каюта оказалась удобной, хотя и крохотной, с иллюминатором, стены обиты
какой-то материей под шелк, стеганные, как в фильме из жизни замечательных
людей. Цвет этого, с позволения сказать, шелка был сине-зеленый, его еще
называют "цвет морской волны". Вообще, больше всего это место напоминало
гнездышко для влюбленной пары, но ни кровати, ни стола, ни какой-либо
другой мебели здесь не было. Только рядом с иллюминатором стояли два
кресла с подлокотниками и подножием. Кресла были шикарные - обивка из
бархата (может быть, и натурального). На подножии были смонтированы по два
сапога, а на подлокотниках - по две перчатки с крагами. Выглядели они
зловеще, как орудия пыток. Борис Алексеевич занял место у иллюминатора.
Отворилась дверь в каюту, и вошел сосед, молодой и остроносый, с живыми
серыми глазами и намечающейся над лбом лысиной. Впрочем, впечатление он
производил не хилого, а пружинистого и жиловатого человека. "По-видимому,
бегом занимается, - подумал Борис Алексеевич. - По утрам, небось,
двухпудовку жмет!"
Сосед поздоровался и сел. И почти сразу в воздухе, поверх шелковой обивки
засветилась надпись: "Внимание! Сесть в кресло, разуться, пристегнуть
ремни! Вложить оголенные руки в перчатки, ноги - в сапоги. Не курить! До
старта 10 мин." И то же самое по-английски.
Морозов разулся, сел, выполнил все предписания и затих. Раздалось
приглушенное шипение, и подкладка перчаток, а затем и сапоги раздулись,
плотно обтянув конечности. Он знал, что так к нему подключили датчики для
медкомпьютера корабля "не ниже класса "Д". Потом он почувствовал, что все
помещение, точнее, наверное, и весь корабль дрожит.
- Двухминутиая готовность, - сказал кто-то утрированно четко, и Борис
Алексеевич подумал, что время здесь летит быстро.
Вибрации усилились, где-то внизу на одной ноте выл механический зверь.
- Одноминутная готовность, - сказал тот же голос скучно.
Звук становился все выше и выше, казалось, ему некуда было подниматься
выше, а он все лез вверх, все лез...
- Десятисекундная готовност
