Романов Виталий - Время Арахнид (Arachnida Time)
РОМАНОВ ВИТАЛИЙ
ARACHNIDA TIME (ВРЕМЯ АРАХНИД)
«Я превратил троих десантников в гранитные статуи за миг одним взглядом, долгим, как вечность, быстрым, как молния, режущим и страшным, как боль внутри меня. Их не спасли сферы. Я не виноват. Это эволюция, выживает сильнейший.»
Я почувствовал на себе пристальный взгляд его огромных немигающих холодных глаз, и мое сердце остановилось. Противная липкая волна разом окатила меня, в этот момент сердце лопнуло в груди от ужаса, кровавыми ошметками вылетая из моего нутра: криком перекошенного рта, обреченной выпученностью вылезающих из орбит глаз, вставшими дыбом волосами.
Я бежал. Я несся как ракета. Я никогда так не бегал. Даже там…
Помню, проклятые цины сбили наш вертолет, и он чадящей керосиновой кометой врезался в тошнотворно-зеленую, колышущуюся массу, которая со стремительной жадностью проглотила винтокрылую машину. У нас не было даже времени тушить на себе горящие маскхалаты — цины как стаи шакалов неслись по пятам: сначала на запах тлеющего в вертолете мяса — не все смогли выбраться наружу из разбитого корпуса; потом по следу, ведомые врожденным для них инстинктом хищников, выслеживающих жертву.
Как я тогда бежал! Что угодно — только не к ним в руки… Что угодно — жаркие парящие болотца, свернувшиеся в кольца ядовитые змеи, жадный огонь на спине, деланно ленивый крокодил у водопоя, вместо желанной влаги. Что угодно — только не к ним.
Слева и справа падали горящие живые факелы, сзади раздавался предсмертный хрип и стоны пойманных десантников, я все бежал и бежал. Среди грохота, а потом тишины. Я выбрался один… Но даже тогда я не бежал так, как сейчас.
Я летел стремительнее лани, резвее хищного короля бега гепарда, быстрее самой быстрой машины, я преодолел звуковой, а затем и световой барьеры, и вылетел в надпространство, удирая от преследователя. Но он все равно догонял меня. Я чувствовал это спиной — он приближался.
Этого не могло быть. Никто не мог меня догнать — а он догонял. Холодно и равнодушно, спокойно, как наемный убийца, который не испытывает ненависти к своей жертве, может быть, даже испытывает некоторую любовь — ведь жертва дает своему хищнику удовольствие, обеспечивает пропитание.
Враг догонял меня, и это облако спокойной уверенности в том, что мне не уйти, исходившее от него, это осознание неизбежности все сильнее и сильнее захлестывало меня. Я погружался в него глубже и глубже, как если бы упал в огромный могучий водоворот и виток за витком приближался к его центру; я мог бы барахтаться и биться, но слепая неведомая сила все равно затянула бы меня в середину.
Хищник приближался, и не было спасения. Я потерял рассудок.
А потом перед затуманенным взором что-то сверкнуло и молнией ударило в грудь и глаза. Наступила спасительная темнота небытия. Но это ненадолго.
Черным комом вернулся ужас, а с ним пробудилось сознание, и я понял, что ударился всем телом об огромную закругленную стеклянную стену. Я вскочил и изо всех сил грохнул по ней кулаком, разбивая суставы в кровь. Напрасно.
Стена не ответила — она холодно и безмолвно загораживала мне дорогу, уходя необозримо влево и вправо, а также вверх. Огромная стеклянная банка, и нет выхода…
Я медленно обернулся. Он уже не торопился. Куда ему было спешить? Не сводя с меня своих многочисленных круглых глаз, он плавно и бесшумно приближался, переставляя свои мохнатые хитиновые лапы.
Он совсем не устал в погоне за мной. Впрочем, это млекопитающим нужен отдых, млекопитающие имеют легкие, раздувающиеся как мешки, когда животное устает о