Романов Пантелеймон Сергеевич - Соболий Воротник
Пантелеймон Сергеевич Романов
Соболий воротник
Почтмейстерша сидела со старой кузнечихой и пила чай, когда приехала
матушка отправлять посылку. Ее звали пить чай.
- Господи, - сказала она, оглядываясь по стульям и углам, ища, куда
положить шляпу,-посмотрела я тут, как вашего помещика-то разделали, - окна в
доме выбиты, железо с крыш содрано.
- У нас тут все сердце за него изболело, - проговорила почтмейстерша. Она,
не садясь, стояла, держась за спинку стула, и ждала, когда сядет гостья.
Кузнечиха, отошедшая было к двери, где она стала, скромно сложив на груди
руки под платком, по приглашению хозяйки опять села и, поправив платочек,
моргая, пила чай с блюдечка.
- Да, вот народ-то наш какой оказался, - сказала матушка и придвинула к
себе вазочку, придержав бахрому платка, свесившегося с руки. - А кто виноват?
Все наша интеллигенция воспитала, потому что сами бездомовники, безбожники,
вот на чужое рука и поднялась. Чужое-то добро легко раздавать.
- Если бы вы, матушка, посмотрели, что тут было в первые дни: один стол
ореховый тащит, другой - часы бронзовые, третий - рояль везет на голой телеге.
- И кому же это все досталось? - сказала, прервав, гостья. - Хамам,
которые ничего в этих вещах и не понимают.
- Вот это-то больше всего и возмущает. У шорника, говорят, рояль стоит в
сенцах, в избу не вошла, куры в ней несутся.
- Ну вот...
- А тут скупщики из города понаехали, потом все у мужиков перекупали.
- Как руки-то не отсохнут награбленное скупать, чужой бедой пользоваться,
- сказала кузнечиха.
- Тут уж глаза у всех разгорелись, обо всем забыли, когда рояли за
тридцать целковых покупали. Из наших тут кое-кто вышел было купить, куда там -
все в момент расхватали. Мой Иван Платоныч встретил нашего столяра - стол
ореховый вез, - продай, говорит; отказывается, уж продал... за десять рублей.
Да еще кричит: пойди сам возьми.
- Пойди... туда небось и не подступишься к этим грабителям, самого еще
убьют, - сказала матушка, - ведь ваши совсем какие-то разбойники. Вам-то
небось ничего не дали?
- Какой там, матушка, - сказала почтмейстерша, махнув рукой. Потом,
несколько помолчав, уже другим тоном прибавила: - Вот только этот шкапчик и то
уж выпросил Иван Платоныч, да кресло потом столяр принес, я у него всех детей
крестила. А посуда, серебро кое-какое сам старик раньше принес спрятать на
сохранение, да так кое-что из вещей.
- Где ж он теперь сам-то? - спросила матушка, подвинувшись со своим стулом
ближе к хозяйке и более пониженным тоном.
- В городе живет.
- Небось назад будет требовать?
- Бог его знает, может быть, уедет куда-нибудь дальше.
- Может, бог даст, уедет, - сказала кузнечиха.
- Писал один раз, просил привезти. Да я побоялась, отнимут еще дорогой.
- Боже вас избави! - воскликнула матушка, в свою очередь замахав на
хозяйку руками. - Сами еще насидитесь.
- Да и лошади у нас нет сейчас.
- Какие теперь лошади!
- Да и то сказать: у него небось и кроме этого много.
- Мы уж так-то с мужем толковали, - сказала матушка,-наверное, успел
кое-что припрятать.
- Да, добра было много. Если бы раньше-то знать... конечно, всего не
сообразишь, а в первый-то день тут такие вещи продавались прямо нипочем:
зеркала какие, шубы, воротник соболий, ему цена пять тысяч, а его за пять
рублей продали.
- Ну, что же вы-то?-спросила взволнованно матушка.
Почтмейстерша сначала вздохнула и промолчала, потом через минуту сказала:
- Вспомнить стыдно: в руках, можно сказать, был. Иван Платоныч смотрел
его, у них вот б